Небархатный сезон

Волна черней, чем у морского бога зев.
Светило тонет в тучах, землю не согрев,
осадков в день, как на Канарах за год в сумме.
Пляж пуст – пяток моржей да пара старых дев,
баклан вдоль берега летит, отяжелев,
баржа с песком отходит в сторону Сухуми.

Для люда пришлого из ныне разных стран
еврей открыл второй армянский ресторан
с избытком лёгких вин и блюд настолько плотных,
что всем, имеющим желанье и карман,
от мира можно отрешиться, как варан
на местном шоу экзотических животных.

Не любопытством я был загнан, а грозой
на встречу с гадом, пережившим мезозой.
Пергамент век его, язык, что тоньше жала,
внушали вместе уважение и страх –
он жил тогда уже, когда на трёх китах
земля, по слухам, и в проекте не лежала!

Я не сказал бы, что с тех пор совсем воскрес,
но стал спокойней выходить на волнорез,
тот волнорез, откуда до оледененья
бросали гальку мы с сынишкою на спор -
он был и мал, и худ, но так в движеньях скор,
что приводил всех наблюдавших в изумленье.

***

Безответная любовь

Не ожидал такого вероломства –
сбежать наутро после первого знакомства…

Взвесь я тогда трезвей все “против” и все “за”,
теперь бы не было так гадостно и хмуро.
Но я стал лёгкою добычей для Амура
через невыразимо грустные глаза.
И антураж вокруг годился для ремейка –
сквер малолюдный, клумба и скамейка.
Насквозь пронзённый, я решился предложить
шалаш, в котором можно бурю пережить.

Мы погуляли с нею. Дважды. По полдня.
Я план вынашивал, как легче нам поладить.
Она скромна была, как дальняя родня –
легла отдельно, но дала себя погладить.
Я скованность её воспринял, не ропща.
Диалектически в ней зрело убежденье,
что, как искатель, я достоин снисхожденья
хотя бы за кило куриного хряща!

Жизнь с нею чудилась мне, что асфальт гладка.
Но дёрнул чёрт меня пойти к тому же скверу…
Одномоментно потерял тогда я веру
и в вечную любовь, и в крепость поводка.

…………………

Пугалась в душе огнедышащей колонки,
Шершавей рашпиля был розовый язык,
лизнувший мне ладонь…
Как быстро я привык
к гибриду редкостному таксы и болонки!

***

Дорожное

От Сент-Максима к Сент-Тропе
не по охотничьей тропе,
с большим комфортом
Вас доставят за минуты -
межреберья альпийских гор,
недвижных с ледниковых пор,
насквозь тоннелями,
как копьями, проткнуты.

Наскучив жить шуршаньем шин
по километрам без морщин,
оставишь мытарей дорожных служб
в обиде,
свернёшь на старый серпантин,
и вдруг окажешься один
пред вечной красотой
в её исходном виде.

Меж скал орёл парит. Вдали,
где голубой предел земли,
белеет парус...
Сохрани средь бурь житейских
секунду, что была светла,
пусть не сгорит душа дотла,
от лигурийских вод скользя
до вод летейских. 

Марш поискового отряда

Пусть о тебе и обо мне
Иные лишь пожмут плечами:
–Что, дескать, проку в той войне?
С какой бы радости - печали
Тревожить прошлое теперь,
Когда своих забот хватает?
Да только боль былых потерь
Сквозь годы в сердце прорастает.

Речь не о лаврах и цветах
И не о пригоршнях салюта –
О тех, кто, сгинув на фронтах,
Лишён последнего приюта!
Едва ли наша в том вина…
Ответ, присущий посторонним.
Нет, не окончена война,
Пока солдат не похоронен!

И если память под ружьём,
Судьбу в обозе не пристроишь.
И нам смертельный медальон
Дороже всяческих сокровищ
Вдруг расшифрованной строкой –
Души нетленной изваяньем!
Неси ей (Господи!) покой
Наш поиск – наше покаянье.

Он для тебя и для меня
Стал чередою рукопашных.
Мы вновь на линии огня!
Во имя без вести пропавших!
Во имя нынешних живых!
Во имя всех, идущих следом
Дорогой мирных штыковых
Навстречу будущим победам!

Слезинка... вот еще одна...

Слезинка...вот еще одна...
Стоишь ты молча у окна...
Грустишь о том, что не вернешь,
Но все-таки чего-то ждешь...

Тебе твердят: "Оставь! Забудь!
Будь сильной! Сильной-сильной будь!"
Но ты не в силах позабыть,
Освободить и отпустить...

Одна ты...дома тишина...
Слезинка...вот еще одна...
Грустишь о том, что не вернешь,
Быть может, ты кого-то ждешь?..

Врожденная память

«Кто носит Родину внутри…» Елена Штурнева

Знать завидная доля досталась мне,
Коль до сей поры ещё жив - здоров.
Жизнь конечно зануда, но не вполне,
Есть любимое дело, семья и кров,
И друзья, что братьев иных родней.
Нас великая пестовала страна,
И о том, что было и будет с ней
Есть врожденная память, на всех одна.
Эта память – совести ипостась.
Обладая оной, попробуй струсь
Возразить доброхотам (чтоб им пропасть!),
Отрицающих наглухо имя – Русь.
Дескать, вся насквозь она – прах и тлен,
А народец – кабацкая рвань да пьянь,
Что и прежде-то встать не могла с колен,
А сейчас тем более! Гулевань,
Да святыни гнилые пинай - топчи,
Возражения прочих смести спеша,
Мол, довольно же лаптем хлебали щи!
Словно туфлей луковый суп мешать
Нам всерьез мечталось с младых ногтей,
(Кто бы чем там импортным ни форсил)!
Только знают иуды любых мастей,
На Руси хватает для них осин.
Оттого - то им здесь белый свет не мил.
И не в радость, не в прок серебро в горсти.
Ишь, как рвется сытый свободный мир
Нам готовое счастье преподнести
И лишить нас памяти и тоски,
Дабы впредь, милейшие существа,
Мы кромсали бы Родину на куски,
По указке известного меньшинства,
За известную цену. Глядишь, а там
И друг дружку повывели б заодно…
Но покуда в сердце есть Божий храм,
Хоть церквушка – «обыденка», все равно,
Переможет русский, переживет
Лихолетье, напасти, засилье зла.
Ведь от века в обнимку с бедой народ,
А душа его, в пику всему, светла,
Ибо лишь православия теплый свет
От звериных повадок спасает нас.
И Господь ( восславим его завет!)
Никому не по силам креста не даст.

Крымское

Как в хрупком сне колышет листья ветер,
К земле склонилась пряная трава,
И в липовом медово-желтом цвете,
Как в пене волн купается листва.

Чуть слышно шепчет галька под ногами,
И в летнем зное затихает день,
Скользя к закату плавными шагами
И длинную отбрасывая тень.

Под белой аркой мраморной ротонды
Сплела тугие сети каприфоль,
И волн бурлящих пенистые блонды
На шелке платья оставляют соль.

Пронзают небо кипарисов кроны,
Стирает море на песке мой след,
И шепчут за спиной рододендроны
О той любви,которой больше нет.

Я без тебя скучаю, милый друг...

Я без тебя скучаю, милый друг...
Особенно, когда одна гуляю,
Брожу в лесу, иль выхожу на луг, -
Я часто наши встречи вспоминаю.

Твою любовь к деревьям и листве,
И поклоненье нежное дубравам,
Талант, небрежно приоткрытый мне, -
Внимать ветвям,корням, цветам и травам.

И наблюдая лес день ото дня, 
И слушая в тиши его дыханье,
Осознаю, что ты учил меня
Древнейшему искусству созерцанья.

И в суете, мелькающей вокруг,
Один я знаю тихий переулок, - 
Мне очень не хватает, милый друг,
Невинных наших маленьких прогулок.

Я такая нежная, прозрачная...

Я такая нежная, прозрачная,
Как цветок из тонкого стекла.
Тень моя - пугливая, невзрачная -
Без меня прощать тебя пришла.

И не заслоняйся мнимой гордостью,
И не отводи смущенно взгляд, 
Жизнь не переписывают полностью,
И никто теперь не виноват.

Я тебя как встарь уже не жалую,
И не стану дерзкого любить...
Только сладкой грусти каплю малую
Не желает сердце отпустить.

                                ***

Осень. Сушь.
Дождей так мало.
Я сегодня увидала 
Стаю белых журавлей.
Веришь – нет,
Но я летала,
Мне старушка подсказала,
Как стать легче и сильней.

Все молчит.
И я спокойна,
Я – стара и богомольна
В тихой церкви у реки.
Помнишь,
Праздник был престольный,
И под звоны колоколен
Целовались старики.

Мы себя
Все ищем где-то,
Так же, как душа поэта 
Ищет чудо в пустяках.
Знаешь,
Не найти ответа
Ни в последних числах лета,
Ни в разобранных часах.

Молод. Глуп.
Какая малость – 
Запотевшую усталость
Смыть холодною водой…
Только 
Сердце заметалось – 
Слышишь?
Ковыляет старость
На свидание с тобой…

Акробат

                               Я  – шок,
Затерявшийся в жизни кричащей.  
Я  – ваш неформат.
Я – раненный в спину, но я настоящий
Немой акробат.

Я падал, 
Измученный сложностью трюка – 
Зевающий зал,
Разинув глаза и подставив мне  руки,
Впервые молчал.

Те доли секунды –  
В полжизни  длиною – 
Я тихо летел. 
Мой зритель увидеть не мог подо мною
Арену из тел – 

Мозаику 
Лбов, подбородков, запястий...
Так в тетрисе дней – 
В толпе я ищу свое место, отчасти
Созвучное с ней.

Оранжевое

Рыжею.
Солнце красит в рыжий
прохожих, парки и дома.
Ржавеют беговые  лыжи -
им жаль, что кончилась зима,

что нет на фоне белоснежном
той свежевыжженной лыжни,
которой долго и прилежно
в тетрадь безбрежную они

свою фамилию писали -
горячий лыжникам привет!
До  ядовито-синей дали
их ядовито-синий  след.

Рыжею.
Ярче и спелее
мой город. Солнце  золотит -
и тротуары, и аллеи,
и даже траурный гранит,

и наших стариков седины
на рыжий поменяли цвет,
и мой оранжевый мужчина
купил оранжевый букет.

Нальется  город  рыжим соком,
журча, вздыхая и звеня -
мужчина апельсиноокий
Рыжуней назовет  меня... 

                                ***

Осень. Сушь.
Дождей так мало.
Я сегодня увидала 
Стаю белых журавлей.
Веришь – нет,
Но я летала,
Мне старушка подсказала,
Как стать легче и сильней.

Все молчит.
И я спокойна,
Я – стара и богомольна
В тихой церкви у реки.
Помнишь,
Праздник был престольный,
И под звоны колоколен
Целовались старики.

Мы себя
Все ищем где-то,
Так же, как душа поэта 
Ищет чудо в пустяках.
Знаешь,
Не найти ответа
Ни в последних числах лета,
Ни в разобранных часах.

Молод. Глуп.
Какая малость – 
Запотевшую усталость
Смыть холодною водой…
Только 
Сердце заметалось – 
Слышишь?
Ковыляет старость
На свидание с тобой…

Акробат

                               Я  – шок,
Затерявшийся в жизни кричащей.  
Я  – ваш неформат.
Я – раненный в спину, но я настоящий
Немой акробат.

Я падал, 
Измученный сложностью трюка – 
Зевающий зал,
Разинув глаза и подставив мне  руки,
Впервые молчал.

Те доли секунды –  
В полжизни  длиною – 
Я тихо летел. 
Мой зритель увидеть не мог подо мною
Арену из тел – 

Мозаику 
Лбов, подбородков, запястий...
Так в тетрисе дней – 
В толпе я ищу свое место, отчасти
Созвучное с ней.

Оранжевое

Рыжею.
Солнце красит в рыжий
прохожих, парки и дома.
Ржавеют беговые  лыжи -
им жаль, что кончилась зима,

что нет на фоне белоснежном
той свежевыжженной лыжни,
которой долго и прилежно
в тетрадь безбрежную они

свою фамилию писали -
горячий лыжникам привет!
До  ядовито-синей дали
их ядовито-синий  след.

Рыжею.
Ярче и спелее
мой город. Солнце  золотит -
и тротуары, и аллеи,
и даже траурный гранит,

и наших стариков седины
на рыжий поменяли цвет,
и мой оранжевый мужчина
купил оранжевый букет.

Нальется  город  рыжим соком,
журча, вздыхая и звеня -
мужчина апельсиноокий
Рыжуней назовет  меня... 

Тянусь к тебе
Тянусь к тебе, хватаю воздух жадно:
Мне страшно на нездешней высоте.
Еще страшней зарубкою нещадной
Остаться, а не бликом на холсте.
Не на листе раскрывшейся вселенной,
А мотыльком, влюбившимся в иглу,
Не теплым снегом,  а  слепой геенной,
Не лепестком, а лезвием в полу…

Остаться страшно той, кого до света
Ты будешь, озираясь, провожать,
Пока не разобьется лодка эта
О сонный быт на спальных этажах.
Остаться недопитой, но не нужной,
Невыплаканной первою мечтой
И самой доверительною дружбой,
Но не одной, не самой и – не той…

Остаться – разве лучше, чем сорваться
С такой большой и грозной высоты
Под свист и гром предательских оваций
Всех тех, кому меня не выдал ты?
Не легче ли – упасть и с тихим свистом
Смотреть как утекает свет в песок?
Но я, подобно уличным артистам,
Встав на канат, сильней тяну носок…

      Ангелам Серебряного века

Что знаю я о вас, минувших прежде,
Чем бог затеплил мысль обо мне,
Цари в по истрепавшейся одежде,
Пророки, жизнь топившие в вине,
Шуты, свой век сложившие на плахе,
Калики меж напыщенных калек,
Бретёры, чьи крылатые рубахи
Соломою набил железный век,
Чьи переписки вскрыты и затерты
Чтецами любопытными до дыр,
Чьи, золотом покрытые, реторты
Еще, порой, полны живой воды,
Чьи почерки остры, и вести – святы,
Апокрифы – евангелий новей,
Любви Ее Величества солдаты,
Побочный цвет адамовых кровей?

Что знаю я? Оправленные в святцы,
Скупые сводки истин прописных
О том, как вы умели улыбаться,
Долбя в снегу могилы для родных,
Умели плакать по чужим потерям,
За всех болеть, за всех сходить с ума
И узнавать своих по белым перьям,
Столкнувшись с ними спьяну и впотьмах.
Как заедали сухарями горе,
Тоскуя по парному молоку,
Затягивали с голоду на горле,
Как длинный шарф, суровую пеньку,
Как пели вы фальцетом под прицелом
Как молча продавали души в рай,
И рифмовали бред перед расстрелом,
Как будто смерть – еще одна игра…

...Но вот они, в пыли на книжных полках,
Пока вокруг шумит железный лес,
Не канувшие в домыслах и толках,
Осколки звезд, украденных с небес!
Вам жгли уголья узкие ладони,
Не знавшие иного ремесла,
Затем ли, чтоб потомок посторонний
От пепла задымясь, сгорел дотла?
Глашатаи простуженной эпохи,
Взошедшие с крестами на Парнас,
Бросая нам с высот сухие крохи,
Молитесь вашим ангелам о нас!
Глядите на уловленные души
С улыбкою во весь небесный свод,
Бродя по божьим хлябям, как по суше,
И наши сны предвидя наперед.

Весенние изюминки

Свиристели - вестники весны -
Под окошко утром прилетели,
И  в капели пенье у стены
Нежные вплетаются свирели.

По стене девичий виноград
Голые свои раскинул плети,
Зиму лишь всего тому назад
Нёс он латы золота и меди,

В высь стремясь, хоть ползать был рождён...
Пусть всему на свете есть граница,
Виноград, зимою обнажён,
Ягоды сберёг весенним птицам.

Сладок так девичий винный дух
В марте, в буйстве авитаминоза.
И росток подснежника набух,
И мечтает распуститься роза.

Вот и я как свиристель свищу –
Снова в девушках изюминки ищу...

Путь

Мой путь сизалевым канатом

Среди высоток и ветров.

Фонарь мне в помощь, светом ватным

В тумане, глазом слеповатым,

За шагом шаг в страну тревог.

Там тень без глаз под маской света,

Там ночью - деньги за любовь,

Там шулер-сон под звон монеты,

Чечётка, бубны, кастаньеты,

Там кривды роскошь - пустословь.

Две краски мира: грех и святость,

Одно понятие в другом.

Сперва дыханье вкусной мятой,

А дальше смрад, но оба рядом,

Как жизнь грядущего  в былом.

Нет первых, ни вторых, ни третьих,

И ни последних - никаких!

Лишь воспаленный ум в ответе,

В сознанье или, в полном бреде,

За этот путь длиною в миг.

Михаил Бердутин

Душевнобольной и деляга

Душевнобольные сидели на лавке,

Беседу вели и семечки грызли, 

Скрутили кульки,  вырвав лист из тетрадки,

Плевали в них шкурки и темные мысли...

В красивом авто проехал деляга,

Остановился, на что-то ругаясь.

Душевнобольной сказал: "Бедолага!

Гляди, в колесо ему гвозди попались".

Достал инструменты, домкрат и запаску.

Крутит, пыхтит, вся задница в мыле!

Душевнобольной  сказал: "Вы напрасно

Рядом с ливнёвкой болты  положили".

Прикинув на глаз, сопоставил друг с другом

Отверстия ступицы с диском колесным,

Хотел наживить, потянул к болтам руку -

В колодец их скинул движением безмозглым.

С отчанием смотрит в бездонную яму,

А от досады слеза заблестела!

Душевнобольной сказал ему: "Я бы

Скрутил по болту с трёх колес и поехал".

Деляга заметил: "Товарищ, вы гений!

Такой склад ума на профессора тянет!"

Душевнобольной сказал без стесненья:

"Психом рожденный дебилом не станет".

Михаил Бердутин

Ветер

Ветер свободный потомок Стрибога.

Нет у тебя ни преград, ни запретов ,

Ночью луна, солнце утром, подмога,

Звёзды, а так же другие планеты.

Облако легкое взбитые сливки,

Нежным орнаментом замысловатым,

Всполохи солнца коржами бисквита.

Воздух духмяный и глазу приятно

Баловень ветер игрив не на шутку,

Дождик не винный, ливнем жестоким.

Грозные тучи в сию же минуту,

С запада вихрем и бурей с востока.

Шум океана, волна девять баллов,

Шторм корабли, словно щепки в былое,

А у него это просто – забава,

А у людей это горе большое.

Капли росы слёзы трав серебристых,

Дань от Земли властелину погоды.

В узких ущельях полёты со свистом,

Пища для силы, тебе от природы.

Ветер гуляка и друг и вражина,

Помощь  и шкода в делах и в забвенье.

Кормчий порядка  иль узник режима ,

Даты нет смерти и даты рожденья

Это счастье, когда...

Юлия Левашова (Студёнова)

Это счастье, когда твой город тебя впустил
Как родного, запросто, в свой суетливый быт - 
Ты идешь, вспоминая, когда же ты здесь был, 
Понимая, что впредь тебе хочется здесь быть.

Это счастье, когда в твоём горле сухой комок
И в груди твоей нежности столько, что не смолчать - 
Это счастье, когда старый дверной замок 
Поддаётся так, будто ждал твоего ключа!

Не меняли его наверное сотню лет - 
Ведь могли, просто знали: когда-нибудь ты придешь, 
и откроешь дверь, и не станешь включать свет - 
Это счастье, когда дожидаешься, если ждешь... 

Это счастье -  услышать утром весенних птиц,
Это счастье — дышать любовью в своем дому, 
Это счастье, когда сцеловывать соль с ресниц 
                                                             Есть кому.
 

Выдохнуть этот день

Юлия Левашова (Студёнова)

Выдохнуть этот день, выдохнуть и забыть, 
Словно чужую тень ливнем осенним смыть. 
Выдохнуть не спеша, кольцами, словно дым - 
Ты не дрожи, Душа, мы еще поглядим! 

Ты не скули, Душа, мы еще попоём, 
Главное не спеша осуществить подъем! 
Выдохнуть этот день, выплюнуть в пустоту, 
Новую взять ступень, переступив черту!

Переступив черту, новую взять ступень,
В новую высоту выдохнуть этот день.
В проклятые места больше чтоб ни ногой, 
Выдохну навсегда - завтра вдохну другой.
 

Приметы

Юлия Левашова (Студёнова)

Расплескалась заря в небе - Просыпайся скорей, милый,
Сквозняком колыхнув шторы, след простыл моего Света.
(Встрепенутся твои ресницы сонным, трепетным, нежным утром) -
Я решила сыграть в прятки, ты ищи меня по приметам.

Я оставлю тебе ветер на вершинах степных стеблей, 
Я оставлю тебе слёзы - в кружевной паутине жемчуг
Я оставлю тебе сердце, что зальет твое небо алым,
Я оставлю тебе голос - в колокольнях церквей слушай.

И покуда искать будешь, будут рядом мои приметы:
На земле не сбежать от ветра, разве что улететь в космос.
И роса по своей природе выпадает каждое утро,
И никак не отвести взора от закатно-алого неба.

Так и будем играть в прятки ежедённо и еженощно
Ты - искать меня, я - скрываться - 
Нам забавы навек хватит

***
Все дороги, что мною пройдены,
В лучшем случае – полпути.
С детства живший вне малой родины
Должен вновь её обрести.

И как будто родившись заново,
Сбросить ношу постылых лет,
Что волок на горбу упрямо я,
Мол, и проку в них больше нет,

Коль всерьез дотянул до отчины…
Да не выхожен видно срок, –
Мне пристанищем лишь обочины
Испетлявшихся вдрызг дорог.

И не ради надрыва вящего
Длится скрип моего пера,
Ведь лежат в земле мои пращуры
От Поволжья и до Днепра,

Ну, а мне - то куда прикажете?
Там, где встала моя заря,
Украшали оленьи пажити
Только шахты да лагеря,

И ни церковки, ни часовни,
Словно гиблая мерзлота
Человеческим всходам сорным
Не сулила вообще креста

(Словно вправду кругом чужбина!
И погибель на столько верст!),
И однако же не сгубила,
Вот не сгинул, во льды не вмерз;

А скитаться, креста не имучи,
Что босому, да по стерне…
Пусть едва ли я счастье вымучил,
Но зато осознал вполне

(В час неверия и усталости),
Как же горечь моя легка,
Если родина даже в малости
Столь незыблемо велика.

* * * 

Птичка умещается в ладошку. 
Песня уместилась в голове. 
Солнечный полуденный горошек 
Весело рассыпался в траве. 

А вверху кого-то кто-то кличет, 
А потом – в тростиночку дудеть. 
Как зовут? Неважно. Просто птички. 
Им летать, а нам на них глядеть. 

Отыщи черту на небосклоне, 
Ту, что отделяет небосвод. 
Если наши встретятся ладони, 
Между ними птичка запоёт.

- - - - - - - - - 

ВМЕСТЕ ПОЁМ

Петь просила ты, 
При гитаре я.
Мои синие, 
Твои карие. 

Чем не пара мы? 
Взоры – в линию! 
Твои карие, 
Мои синие. 

В тёмном зеркале 
Так и вижу я 
Мои светлые, 
Твои рыжие. 

Сколь мы разные – 
Нет сомнения, 
А глаза – в глаза, 
Пенье – в пение. 

Чей закон велит 
Прежде выстрадать 
Твои звонкие, 
Мои низкие,
 
Чтоб потом сплелись 
В нечто вешнее 
Мои сильные, 
Твои нежные? 

В песне правда ли, 
В пенье сила ли...
 
Твои карие... 
Мои синие... 

- - - - - - - - -

МОЯ БАЛАЛАЙКА

Балалайка немногострунна, 
Восприимчива к тишине, 
И настроить её нетрудно, 
Если птицу расслышать в ней. 

Лишь коснутся ладоней тени 
Самой звонкой её струны – 
Неизведанным восхищеньем 
Будут звуки озарены. 

На соседней гудьба поглубже: 
Растревоженная гульбой, 
И смешит, и слезами душит 
Нарастающая любовь. 

Ей последняя равнозвучна, 
Но иные слова поёт: 
Заметая напев минувший, 
За любовью обман идёт. 

Балалайка немногострунна, 
Но отзывчивая она: 
Жилы в дрожь, и поёт колдунья 
Восхищенье–любовь–обман.

Начало

Листом оторванным кружил,

и в первый ряд упрямо рвался,

при этом толком и не жил –

тренировался.

Взывал умерить аппетит

бегущий рядом желтый зайчик,

а я спешил искать пути,

решать задачи.

Бежал, как лавовый поток,

не уделял минуту другу,

и так бежал за теми, кто

бежит по кругу.

Краснею до корней волос

за то, что думал: знаю лучше,

а сам на заданный вопрос

ответ не слушал.

Не сдвинуть с места груду дел,

пока раз десять не напомнишь,

и только в сказке Чип и Дейл

спешат на помощь.

Айфоном гвозди забивал,

считал, что волка ноги кормят,

и совершенно забывал

меняться в корне.

У тех простреленный висок,

кто знал, что кроется за ширмой.

Еще хотите видеть всё?

Смотрите шире!

Другой обходит всякий шторм

в себе родном души не чая,

а я прошёл всё это, чтоб

прийти в начало.

Поиски себя

Две части. Кто ты: гайка или винтик?

Соединим, получится – семья.

Кричат: ищи вторую половинку!

А мне б найти себя.

Все охраняют собственное знамя

и друг за другом тщательно следят.

Чтоб быть в ударе, ищут в книгах знания,

а я ищу себя.

Все ждут, что из бутылки выйдет джинн и

наладит механизмы бытия.

При этом каждый ищет лучшей жизни,

а я ищу себя.

«О павших говорить хулу не смейте!»

Героев помнят, любят и скорбят.

Поэтому герои ищут смерти,

а я ищу себя.

В конце концов закончится дорога,

и это – наша общая судьба.

Но кто-то на дороге ищет Бога,

а я – себя.

ИНТЕРЕСНОЕ КИНО

Буду я снимать кино, -
Так решил давным-давно,
Аж в одиннадцать утра…
Я на сьёмки… мне пора,
Потому что скоро полдень…
Надо ванну мне наполнить,
Чтоб снимать морской пейзаж
И пиратский абордаж.
Знайте все: в моей картине
Будет море самым синим;
Пробкой ванну я закрыл
И налил туда чернил…
А для правды, непременно,
Разукрашу море пеной,-
Тут её полным-полно…
Будет классное кино…
Вот в просторах синих вод
Пара айсбергов плывёт…
Айсберги из каши манной,
Что с утра варила мама…
Шляпа папы - это остров…
Горсть гвоздей - для рифов острых, -
Там сундук сокровищ мамы…
Мой блокбастер – лучший самый…
Даже круче, чем "Морозко" -
Вечером дадут мне… «Оскар»…
 

ДЕСАНТНИК
 

Эй! Сюда спешите, люди!..
Собирайтесь на лужок…
У меня сегодня будет
Тренировочный прыжок.
Прыгну я со старой груши,-
Я – десантник!.. Я не струшу…
Я готовился полдня…
Есть тельняшка у меня;
Майку я раскрасил четко
Маминой зубною щеткой…
У сестрёнки младшей - Светки
Взял я синюю беретку,
Срезал желтенький помпончик,
Тушью зачернил цветочек…
Светке я берет верну,
Когда с ветки сигану
Ты – герой, - мне скажет мама,-
Самый храбрый… смелый самый…
Маме будет не до шуток,
Ведь прыжок без парашюта!..
Зонтик я сломал вчера…
Приготовиться… Ура-а-а-а!..
 

ПО СЕКРЕТУ ВАМ СКАЖУ
 

По секрету вам скажу:
У меня в ладошке жук.
Мы уже с ним долго дружим.
Я его достал из лужи
Пять минут тому назад.
Мой жучок ужасно рад,
Только вот дрожит немножко
И царапает ладошку.
Понесу жучишку-крошку
В свой огромнейший, роскошный,
Трехэтаженный вигвам.
Я вигвам построил сам.
Там в траве, под стенкой где-то,
У меня лежит конфета.
Жук конфету пожует.
Вырастет, как Мама,
И возьмет меня в полет
Над моим вигвамом.

1. Без названия

Вы меня отхлестали словами,
В каждый слог понатыкав иголок.
Я прошу, пусть Господь будет с Вами!
Пусть Ваш жизненный путь будет долог!
 
Вы абзацем меня изрубили.
Топор – каждое предложенье.
Дай Вам Бог, что б Вас также любили,
С уваженьем и с продолженьем!
 
Вы страницей меня раздавили,
Каждой буквой – могильной плитою.
Дай Вам Бог пребывать в той же силе,
Защищённым Талантом и мною!

2. Эксперименты

Вдребезги!
брезгливыми брызгами,
Гаммами!
хроматическими 
Хромаю к храмам я
Мания!
Мнёт меня 
мнимою манною.
Не ною!
знаний зенит 
знобит звеня.
Нет меня!
Внемлю, млея,
Молитве безмолвия.
Молния!
волнами, вольными
рядами, разрядами,
Грядами!
Рядом мы!
Рады мы!