Новогоднее

                                          Т. Раецкая

Укутавшись в тебя, как в тёплый плед,

Вдыхая треск и запах парафина,

Смотреть до дыр затёртую картину,

Цитируя излюбленный сюжет.

Укрывшись ото всех возможных бед

За ширмой окон в технике граттажа,

Под тиканье часов ты мне расскажешь,

Чуть шёпотом, свой маленький секрет.

И будут тени выплывать на свет,

Под ровный ватный круг настольной лампы,

А с кожаными пяточками лапы,

Топтать, пуская когти, тёплый плед.

15.11.2017

Зимняя мелодия в ночном лесу

Под ногами белым пухом ковёр,

На лету замерзают слова,

В колючих искрах растаял костёр,

Знаю точно – это пришла зима.

Три голоса поют один мотив,

Переплетаясь, снежный ткут узор,

Второй и третий вихрем первый голос закружив,

Свой зимний продолжают разговор.

Мелодия уже едва слышна –

Та музыка, которую поёшь,

Что хочет, то с зимою делает она,

Снежинки превращая в тёплый дождь.

03 марта 1996 г.

Летняя прогулка

                                        Т. Раецкая

Отведи меня в разнотравье,

Отведи меня в многоцветье,

Где бушует трав равноправье

И царит цветов долголетье.

Там, где воздух так густ и вязок,

Как из тёплой глиняной плошки

Полосами янтарных складок,

Ешь его деревянной ложкой.

Тишина водопадом звонким

В ледяной фужер пузырьками

Разлетается на осколки,

Пей её большими глотками.

От люпиновых луж прохладно,

Горько-жаркий парит кудрями,

Ты вдыхай эти краски жадно

Растопыренными ноздрями.

Мы пойдём с тобой в разнотравье,

Мы пойдём с тобой в многоцветье,

Да пребудет там травоправье,

Воцарится там цветолетье!

03 июля 2017

Последний рейс из блокадного Севастополя

Кровожадно кружил в небе «мессер»,
Шел блокады девятый месяц,
Горе в город текло потоком,
Но держался еще Севастополь.
Ждали помощи с моря, с неба,
Но тонули подряд суда,
Отступала надежда немо,
И сжимала кольцом беда.
Лишь «Ташкент» главный лидер эсминцев
Смог сквозь вражий огонь пробиться.
Сотни раненых с тихим стоном
Покидали на нем Севастополь.
Свой привычный маршрут урезав,
Выбирая кратчайший путь,
Вырывал он последним рейсом,
Чьи-то судьбы из вражьих пут.
Плыл «Ташкент», миноносец эскадры,
Оставлял Севастополь блокадный,
На корме под торпедным обстрелом
На полотнах девчонка сидела.
В рюкзаке только спички да мыло,
Это мама распределила.
Папа туго набил ей карманы
Папиросами разных марок.
Помнил он, как еще при белых
Папирос было не найти,
А курить и тогда хотелось,
В этот раз решил запастись.
А на девочку, обессилев,
Смотрят ранение с носилок.
Свежий шрам под щетиной грубой,
«Закурить бы», – шепнули губы.
Хоть боялась отцовского гнева,
Папиросы рукою несмелой
Положила на грудь солдату
С кровоточащей раной рядом.
Было в жизни потом немало
У девчонки счастливых дат,
Все она их воспринимала
Благодарностью тех солдат.
Волны в бурю морскую скомкав,
Рвались бомбы и тут, и там,
Непрерывный фонтан осколков
Брызгал смертью по всем бортам.
Взрыв ворвался в семью расколом –
Мать, сестра, брат остались там,
Выжил только отец: осколок
В сантиметре от сердца встал.

Плыл «Ташкент», миноносец эскадры,
Покидал Севастополь блокадный,
На корме под немецким обстрелом
На полотнах девчонка сидела.
На полотнах была панорама,
А девчонкой была моя Мама.

Правда
Лидия Щербакова

По бескрайним косогорам земли,
По полям, среди холмов и равнин
Пилигримы-правдолюбцы брели
И искали всюду Правду они.

И в хоромах, и средь ветхих лачуг,
Путь неблизкий был нещадно тернист.
Испытания не всем по плечу,
Лишь один из них был неутомим.

Изможден он был уже, еле жив,
Ноги стоптаны, клонило ко сну,
А когда дошел до самой глуши,
То увидел там калеку одну.

«Может быть, ты, странник, ищешь, меня?»
«Не тебя, старуха, Правду ищу»
И в ответ, сухие губы кривя,
Посмотрела сквозь ехидный прищур:

«Вот как встретиться то нам довелось».
Вся в морщинах, неопрятна, груба.
Шапка спутанных немытых волос,
Липкий пот струится с низкого лба.

От увиденного сник Пилигрим,
Только скрыть свой ужас не было сил,
Подавив в груди отчаянья крик,
Уходя, у Правды тихо спросил:

«О тебе что рассказать смогу им,
Тем, кто так и не добрался сюда?»
И услышал себе вслед пилигрим:
«Я красива, скажи, и молода»

Парик

Она стойкая как из олова,
Нет, болезнь ее не сразила.
И парик на лысую голову
Примеряет, собрав усилия.
Времена для нее не лучшие,
Дни тяжелые наступили,
Руки вялые, непослушные
После химиотерапии.

Смотрит в зеркало, губы в трещинах
Покрывает двойной помадой.
Ведь желанье остаться Женщиной
Заставляет забыть про слабость.
Часто так ходит врач не к каждому
На дежурстве ловя моменты,
Молодой он, и ей все кажется,
Что не только как к пациентке.

Он поддерживает ее искренне,
Обнадеживает старательно.
Дескать, здесь у нас по статистике
Наилучшие показатели.
Она смотрит в глаза его синие,
Вновь мечтает и строит планы,
Снова чувствует себя сильною,
Привлекательной и желанной.

Он уехал всего на неделю,
Как вернулся, к ней первым делом.
Лишь парик на пустой постели
Сохранил тепло ее тела.
Тихим голосом без печали
Он как будто шептал с кровати:
«Ты прости, что не попрощалась
И испортила показатели».

«Персиковый сад»

«На Бога надейся, а сам не плошай»
Русская поговорка.
С благодарностью Майе Саед.
Я хотела вырастить сад, но возвела чулан.
Мыши и крысы грызут половик, что ткан
Из материи времени в голове.
Прошу избавления от мозговой кладовой.
Господи или кто-нибудь, дайте мне!

Я посадила персики, но взошла плесень.
Если ты, Боже, шутишь, то, надеюсь,
сейчас ты хотя-бы весел.
Потому что мне не смешно, а от шутки
кто-нибудь должен смеяться.
Не могу понять масштабов того, как много мне нужно сделать.
В первую очередь - поменяться.

«Рабы»

Рабы рассуждают о рабстве,
как одинокие - о братстве,
как незамужние - о браке,
как те, кто пламенем любви озарены - о мраке,

Как математики - о прозе.
Здоровый человек - о дозе,
как дети о старости,
спокойные о ярости,

как уверенный о волнении,
как резкий о сомнении,
как люди о государстве.
Рабы размышляют о рабстве.

«Одиночество»

Я потерялась. Прошу,
отведите меня к маме.
Положите днём поспать в пижаме,
я всем всё прощу.

Мимо снуют люди. Слишком быстро.
Стою и плачу, жду, чтобы пожалели.
Щёки и нос от слёз заалели.
Сложно привлечь внимание без громкого свиста.

Дайте мне леденец, хоть что-нибудь дайте!
Скажите "Найдётся, не бойся,
малыш, вот платок. вытри слезы, умойся."
Напугайте мой страх. беззлобием напугайте.

Вы ведь тоже в какой-то степени дети:
грустные, мокрые или наоборот.
Все пили в детсаде или у бабушки один и тот же компот,
это как из одной кружки. Так значит, не одна я на свете?

Когда восход придя, оставив ночь

Бросает, вскользь,  свой взгляд усталый

И ищет повод,   скрыться прочь

Оставив  отблеск запоздалый

Я буду там с тобой, мой друг.

Простив навеки все былое

Неразмыкая цепь холодных рук

Мы сменим грусть на все иное

Мы будем там,  где корабли

Ласкают кромкой обрамленной

Безвестных берегов дали

Судеб навеки заплетенных

Ты будешь жить в краю надежд

Увы,  несбыточных,  но всеже

Лишишься ты своих одежд

Поймешь,  что жизни миг ничтожно

Мал по сравненью с пустотой

Тишью заветной окруженной.

Наполненной лишь простотой

В течение жизни искаженной

Сказка на ночь

           (30+)
 

                                                        
                                                                      1.Она

       Она приносила домой каштаны и желтые листья, она рисовала цветы на стекле, запотевшем от холода… Замерзшие пальцы с лихвой заменяли ей краски и кисти, а датский вишневый табак спасал от духовного голода. Она не умела летать, но любила покатые крыши, ведь риск украшает таких, как она – одиноких за тридцать. Она, как могла, рисковала: она бы залезла и выше, поскольку всегда обладала задатками самоубийцы. Но с возрастом, как и бывает, она становилась мудрее… Глаза уже не впивались во всех мимолетных Онегиных: уж если любить, то всерьез. Любовь ведь – не лотерея, где принцев выигрывают, а в придачу машины и деньги их. Зачем ей? Ведь у нее есть листья, каштаны и крыши, и право себя называть королевой всех кошек бездомных…   Вот жаль только, не довелось пожить на Монмартре в Париже в чердачном раю, чтоб забыть о питерских болях фантомных. А так…  Все текло в никуда, куда и положено жизни течь, струилось дождем по стеклу безвременья вечного маята. Она уже не ждала случайных, но судьбоносных встреч и не навещала давно, святые когда-то, свои места. Корица и мята в чай, кусок шоколадки, просроченной год назад, табак, снотворное, Бродский, пока эликсир не подействовал… Но вот, наконец, она опять закрывает глаза, считает до десяти… «Ну, здравствуй, знакомый с детства!»…

 
2. Он
    

       Он ходил на работу к десяти тридцати, не опаздывал даже по понедельникам, поливал старый фикус на рабочем столе, был всегда на хорошем счету у начальства... Сам он, впрочем, жалел, что уже перестал расти, стал обласканным всеми сытым бездельником, слишком прочно стоящим на твердой земле, неспособным пропить весь аванс и полцарства.  Царство было двухкомнатным с видом на мост, гаражи и ларьки с дешевыми винами, а седой спаниель охранял его вход, и ворчал, когда приходила та чертова кукла… Впрочем, как-то у них без колец обошлось: не притерлись неродственными половинами, разошлись без скандала под Новый год... Не обмытой осталась разлука.  Скука, скука, тоска по кому-то, кого здесь нет, в этом мире с его четырьмя измерениями… Неустроенность быта: лапша в обед,  а на завтрак – один бутерброд с оскоминой. Если б он выбирал одну из семи планет, он бы выбрал  планету  с семью воскресеньями, чтоб лежать всю неделю в шезлонге до старости лет, а в руке чтоб – холодный мохито с соломинкой…  Он заводит будильник на восемь часов, проверяет пульс – вдруг уже умирать пора? – погружается в сон, постепенно теряя вес, под скрипичный квартет и Маккартни вполголоса.  Этот голос – один из тех голосов, для которых и созданы вечера…  «Я уже вылетаю в твое «не здесь»! Ты проверь, зажжена ли посадочная полоса…»

 3.Они

       Им показалось, что они знакомы, когда их взгляды встретились случайно…  Как будто ангел, вышедший из комы, она пила свой чай в убогой чайной, а он зашел погреться на дорожку: до поезда еще не меньше часа… Она, конечно, уронила ложку, он поднял. Разговор их завязался… Продолжился, сказать вернее будет, не со «спасибо», «здравствуйте», а сразу… о Бродском и Маккартни. В книге судеб они нашли условленную фразу. Вот так они болтали и болтали: о листьях, крышах, прочей дребедени… На общий поезд – вместе опоздали, билеты сдали, ели пельмени, потом гуляли, собирали листья… А вечером она ему сказала: «Ты можешь у меня остановиться. Я здесь живу – три дома от вокзала». Так начиналась сказка, начиналась… А присказка длиною в тридцать лет, и все, что им от прошлого осталось в наследство, как просроченный билет, уже не значат больше ничего… Ни для нее, ни для него.

(Из цикла "Стихотворения в полупрозе")
(с) Ксения Гильман 

1. М. Лермонтову 

Созвучие души

И мыслей водопад

Такой родной;

Ах, если бы ты жил

Не двести лет назад,

Поэт ты мой!

Твой теплый взгляд

И нежные слова

Укажут путь.

И в райский сад

Смогу хоть иногда

Чуть-чуть взглянуть.

Увидеть дивных птиц,

Послушать тишину,

С собой побыть,

В траву свалится ниц

Иль прыгнуть в вышину

И там парить.

Как  ты в  стихах  парил,

И злому ветру вспять

Хотя бы раз        ХОЧУ!

Душою покорить,

Увидеть и понять

Весь твой  Кавказ.

Да, даже сквозь года

Я чувствую твой ритм

И каждый штрих,

Тогда моя рука

С душою говорит,

Рождая стих…

13.03.2017

2. Люблю людей

Людей, пропитанных любовью,

Я чувствую сквозь лапы тьмы

Их свет запаутинен болью,

Но, все же, виден  из толпы.

Они честны и вдохновенны;

От них идет поток добра.

Я понимаю: во вселенной

Не одинока, не одна…

Я слышу тихий шум прибоя,

Душу, распахивая им;

И истина парит над морем:

Кто любит, тот всегда любим!

16.03.2018

3.Аленький цветочек

А он держал в руке цветок
И тихо умирал,
Он гладил нежный стебелек,
Он ждал ее, он ждал…
Свое ей сердце подарив
Один среди зверей,
Сгорал беззвучно изнутри
Он мыслями о ней.
Холодный ветер космы рвал,
Глаза колол туман,
Он рисовал ее овал
Лица и стройный стан.
В сознании, бережно ласкал
Ее печальный взгляд,
Не пережил судьбы оскал,
Приняв любовь, как яд…
Она за праздничным столом
В кругу своей родни
Лишь только думала о нем,
Храня тепло внутри.
Не помня зверя страшный лик,
А только лишь глаза,
Которые без слов могли 
О многом рассказать.
Мимо ушей ее лилась 
Пустая болтовня,
А небо плавила в тот час
Вечерняя заря.
Почувствовала, поняла,
Дрожащею рукой
Открыла ставни, замерла:
«Зачем вы так со мной?
Родные близкие мои,
Прощайте навсегда,
Вам не понять огонь любви
И ваша кровь-вода»
Надев кольцо на палец, в миг
Сквозь бурю, страх и боль,
К нему, к нему  она летит
И верит лишь в любовь.

Да, это сказка, может быть
Такое лишь в кино.
Любовь- талант, и так любить,
Не каждому дано!

23.12.2017

Электричка в пределах МКАД

В моросящем вечернем желе
Поезд шёл параллельно земле,
И катились меж катетов капли
На наружном вагонном стекле.

А снаружи был город рябой,
А внутри – свет ранимый слепой,
И столкнулось моё отраженье
С заводскою кирпичной трубой.

Машинист за часами спешит,
Будто в поезд вцепились гужи,
И я сбоку лечу пристяжною
Сквозь ангары, дома, гаражи.

Безуспешно пытаюсь понять
На исходе бегущего дня:
Почему на обочине люди
Так живут, будто нету меня?

Вон знакомая горстка огня:
Скоро станция будет моя.
Пассажиром перпендикулярным
Продвигался вдоль времени я.

*************************************
Северодвинские серенады 70-х

Откроешь дверь – увидишь май
Без капельки листвы:
Архангельский, однако, край.
Гитара, двор – и мы.

Разгоним белой ночи мрак,
Пошлём девчонкам весть –
Серёга наш – большой мастак,
Аккордов знает – шесть.

Девчонки из окна глядят,
Им нравятся слова:

«И снова вижу я тебя,
Любовь во мне жива»,
«Есть у дороги старый крест,
Порос зелёным мхом».

Свистит настойчиво норд-вест,
Но громче мы орём!

Девчонки спишут те слова
В заветную тетрадь,
Несложные, как дважды два,
А повод есть мечтать!

Яков Ржевуский Номинация поэзия

«Anno Domini (Сумасшедшие)»

По городу гуляют сумасшедшие,

Улыбки нарисованы фломастером.

Они узнали, что прошло ушедшее,

А дело больше не боится мастера.

Крадутся по дороге, как по паперти,

Бегут по небу, будто бы по пристани,

Туда, где стол накрыт прозрачной скатертью,

Туда, где раньше отгремели выстрелы.

Вокруг весна бурлит зелёным крошевом,

Мигает солнце рыжим цветом пламени.

На то, чтоб это всё оставить прошлому,

Не нужно сил потерянного знамени,

Не нужен холод, ни к чему жар доменный,

Пусть просто будет рядом, будет памятью.

Пиши: весною этой Anno Domini

Осталась эта память тёмной заводью.

Осела на полях заметкой скомканной,

Забылась и осталась - что тут сложного.

Окружена, быть может - но не сломлена:

Что есть - так небом на земле положено,

Что было - мелом на земле очерчено,

Что будет - завтра мы узнаем подлинно.

По городу гуляют сумасшедшие,

Сейчас, весною этой Anno Domini.

 **********************************

«Девушке, прошедшей мимо»

Кто ты - не знаю. А важно ли это?

Кто ты - всего лишь мимо прошедшая?

Стоишь ли ты стихотворного бреда

Полувлюблённого сумасшедшего?

Кто ты? Откуда? В себе потерялся.

Мне бы полслова хотя бы, полвзгляда,

Мне бы полжизни тобой любоваться,

Или полдня прогуляться бы рядом.

Для песнопенного восхваления

Слово само с губ сорваться просится,

Слово в висках отдаётся давлением -

То ли Иштар ты, то ли Богородица,

То ли Цветаева ты, то ли Мерилин,

То ли Джоконда с улыбкой таинственной,

Кто ты - не знаю. но знаю: отмерили

Что-то от каждой, без сложностей, искренне,

Без непонятных, заезженных терминов,

Просто и честно, без умысла вредного,

Без прохождения к звёздам сквозь тернии

Через леса малахитово-медные.

Чьи-то слова отражаются ранами,

Чья-то насмешка судьбу исковеркала -

Ты же гуляешь с ветрами, как равная,

Словно Алиса шагая сквозь зеркало.

Будто всё та же - но образа разного,

Незабываема - и не забыта:

Сила - селянка поэмы Некрасова,

Воля - булгаковская Маргарита,

Нежность - графиня Наташа Ростова,

Вера - Ассоль в ожидании паруса -

Все они будут девчонкой простою,

Кружащей в вальсе великого Штрауса

Под перезвоны капели монистовой,

С каждой минутой себя обретая.

Так и живёшь - ослепительно чистая,

То ли священная, то ли святая.

«Не верьте слухам!»

Не верьте слухам – никогда!

Они порочат наши души

И утекают – как вода,

Оставив нас, немых, на суше…

Ну а потом, забыв про нас,

Идут они других порочить,

Нас всех имея «про запас»,

Терзая всех нас дни и ночи.

Пытают слабые умы,

Над нами всеми издеваясь…

А мы стоим немы – не мы,

Тихонько саморазрушаясь.

Теряем близких и друзей –

Себя со слухами теряем.

И превращаемся в зверей,

На морду облик свой меняя.

И вот уже хрипим-рычим

И никого не замечаем…

Давайте лучше помолчим,

В уме молитву повторяя…

Моему брату во Христе…

… Позволь мне верить так, как я хочу,

Как я могу и так, как получается.

Пусть я порой бессмысленно мечусь –

Без Божьей воли вряд ли что случается!

Позволь мечтать и верить… в чудеса!

По-детски быть наивною и глупою,

Ошибки совершать, раскрыв глаза,

А не разглядывать их, будто мух - под лупою.

Позволь грешить и каяться позволь:

Дорожка к Богу, как всегда – извилиста.

Мой путь к Нему не нов, все – через боль,

Путь праведников редок, он один – из ста…

Что до тебя, то Бог у нас един,

Хоть вера наша сильно отличается.

Мы веруем как можем – как хотим…

Без Божьей воли вряд ли что случается…

Первое зимнее солнце

Я видела солнце - оно улыбнулось,
Пробившись сквозь тучи всего лишь на миг.
И все изменилось, и радость вернулась,
Наполнив живою водою родник!

Я видела солнце - оно не сдавалось
На милость циклонам и прочим ветрам,
Ему было трудно - оно улыбалось!!!
Дарило живую улыбку всем нам!

Я видела солнце – ему было страшно,
Кругом – только тучи, кромешная тьма!
Но солнце боролось, сражалось отважно,
И тьма, огрызаясь, ползла за дома.

А солнце, пробившись, лучами сверкало,
Всем нам посылая горячий привет.
Слегка опалило зимы покрывало -
И рыжий-прерыжий занялся рассвет!

Юлия Малыгина Номинация поэзия

В ожидании первой смерти

Вода, вода, что скажешь, что расскажешь?
Молчит вода и держит потолок
и тени-стены-тени принимает
и воском знаки стенам подает.

Мне — семь, температура 39,
а бабушка не знает приходить.
Вода, вода, когда за мной приедут
и понесут идти в чужое царство?
Где холодно, откуда б ни плескаться,
где птица на волну не прилетать,
где рыба в глубину не уплывать
и только лес берёт в свои объятья —
зелёные суровые объятья.

Вода, вода, никак не отразишься,
но вот — и лес, и всплеск, и лесьи щепки,
а я случайно поломала свечки,
они теперь повисли на верёвке
и — ни за здравие,
и — ни за упокой.

Вода, вода, чужое царство — для усталых?
Мне так сказала Танина соседка,
у Тани ожидание двойного ... убытка.
А у меня никто не умирал,
и значит не приедет к нам никто,
и я одна, и свечи на верёвке,
и гибкая червлёная вода.

То, что не нужно называть

Удержаться у самой кромки, где город – тих,
где белеют небесно-белые небеса,
где скули и кричи, а белого – не достать,
где небелый, памятный город – тих.

Зацепиться за всё, что лишнему невдомёк –
за цветных оборок пёструю болтовню,
за стрекозьим утром – ветреное "люблю" –
за небелый, памятный город, что так далёк.

И пока цепляешься – падает всё вокруг,
вот стена зашаталась – кто же её вернёт?
И пока цепляешься – кожа белым цветёт,
и пока цепляешься – ширится, ширится круг.

И уже не важен радиус и охват,
и куда приходится острый край –
а горело б ясно горе – гори-сгорай –
не ходила бы с ясным горем беда-суха.

А горит не горе, горит чего – глянь, гляди –
глянь, гляди, летят красные журавли;
глянь, гляди, покраснело озеро у болот;
глянь, гляди, да кто ж её разберёт......

Милый, как я боюсь называть войну.

Для надписи на могильном камне прадеда, 
имени которого никто не помнит

Не рыдала тундра навзрыд,
не горела кругами земля;
это — камень, годами изрыт,
что река в себе унесла.
Уносила за поворот, уносила за небеса —
в небе памятный колышек вбит,
над землёй, что его приняла.

Это он — человек, человек
посреди тундряных земель .
Это в грудь грубо бьётся век
и летит голова с петель.
Это — вот, человек, человек,
а на колышке имени нет .
Просто — жив человек-человек .
Просто — будь, человек-человек .
Человек — человек .
Человек —

 На расстоянии из километров дней

• На расстоянии из километров дней
  Друг к другу тянутся измученные души,
  Тоскуют, ищут теплоты, болят сильней,
  Когда разлуки ветер над землёй их кружит. 

  Зову тебя.. Молю, побудь со мной!
  Вглубь сердца твоего пусть голос мой проникнет..
  Ты- мой рассвет. Явись ко мне средь темноты ночной,
  И крик моей сгорающей души утихнет.

  На век себе оставь мгновенье то,
  Когда меж нами расстояния не стало,
  И сердцу моему не нужен был никто,
  Когда к твоим губам, как к роднику, припала...

  Без твоего тепла и без тебя мне всё сложней,
  Друг к другу души тянутся сильнее..
  Но расстояние из километров дней
  С тобою снова мы, поверь, преодолеем

•  

  Моему Ангелу Хранителю.

  Нет, он не просто ангел, он волшебник.
  Он превращает "плохо" в "хорошо".
  Ему не нужен белой магии учебник,
  Ему лишь нужно рядом быть с моей душой.

  Он за моей спиной, со мной повсюду.
  Когда одной мне трудно-мы вдвоём,
  Когда я плачу- прилетает ниоткуда,
  Когда боюсь- он прячет под крылом.

  Я бесконечно благодарна, что он рядом,
  Что в радости и в горе он со мной. 
  Но благодарности моей ему не надо,
  Ему лишь нужно рядом быть с моей душой.

  Нет преданнее никого, чем он, и ближе. 
  Я слышу его нежный голос за плечом,
  Я слышу его сердце, как он дышит,
  Как в волосах моих играет ветерком. 

  Он дождь в жару, и яркий пламень в стужу, 
  Мой свет в кромешной темноте ночной.
  Моей душе необходим он.. ей он нужен.
  Ну а ему лишь нужно рядом быть с моей душой..

•  

   

  Нет, крепкий чай тут не причём,
  За стенкой музыка мне тоже не помеха;
  Но не свершиться сон мой обречён
  был с тех еще минут, как ты уехал.

  Сквозь щель в окне мне ветер запоёт,
  Его я колыбельную запомню,
  Но мыслей рой неугомонный перебьёт
  То пение- лишь я глаза закрою.

  ..и тысячу ночей подряд
  Бессонных, беспокойных, как и эта,
  Из темноты ловлю я мысли наугад,
  Плету венки из них я до рассвета..

  То баритон звучит в них, то фальцет..
  Придуманные мной же эпизоды
  То создают улыбку на моём лице,
  То оставляют на щеках от слёз разводы.

  Да, так бывает у меня.. Не в первый раз.
  И крепкий чай тут не причём уж точно.
  Бывает так, когда нет рядом нас,
  Когда мы вместе,
  но..
  заочно.

Тоска по осени.

Мне до дрожи, поверь, не хватает холодных рассветов, 
И лугов, где поникшие травы ласкают туманы. 
Я впитать не сумела в себя ясноглазое лето. 
Мне роднее осенней тоски не прикрытые раны. 

В глубине твоих глаз, словно в омуте, прячется небо. 
Тучи серые, низко плывущие, плачут дождями . 
Ты ушла, как всегда, не прощаясь, по первому снегу, 
Не оставив следов... только ветер гудит проводами. 

Мне собрать бы остатки росы, согревая в ладонях, 
Но, увы, в минус двадцать любая вода замерзает. 
Без тебя пустота, только вьюга за окнами стонет. 
Заметая собой все вокруг до небесного края. 

Как же жаль, что нельзя мне с тобой улететь в белом клине, 
Прокричать с высоты: " Я вернусь через год, не скучайте!"
Став частичкой рассветов холодных в седой паутине, 
В небе надпись оставить: 
"Ушла. 
Ваша Осень. 
Прощайте."

Вечность

Вечность туманами прячет что было и будет, 
Прошлые жизни из памяти стерты, закрыты... . 
В мире вещей мы обычные пришлые люди, 
Гости на время - без мира в душе и защиты.

 
Мчатся века – огнегривые дикие кони, 
Вечность над миром дрожит как струна золотая. 
Время, как скользкое мыло в дрожащих ладонях, 
Вроде поймал, а оно ускользает и тает. 

Катятся, катятся годы до самого края, 
Стрелки сшивают минуты их тонких волокон. 
Жажда бессмертия, молодость вечно живая - 
Только судьба-шелкопряд заплетается в кокон. 

Нитка за ниткой - и с каждой минутой все толще, 
С каждой секундой плотнее, и звуки все тише... 
Где- то за гранью вселенной дождями полощет 
Память времен, словно вечность, стекает по крыше. 

Стянуто в коконе тело, теряются звуки: 
Сложно увидеть, понять, ритмы жизни услышать... 
В эти минуты предсмертной сжигающей муки 
Чувствовать нервами срок, что отпущен был свыше.. 

Вечности зов. Лопнет кокон, и бабочкой белой,
Грани разрушив, туманы крылом раздвигая, 
В лоно вселенной, оставив и время, и тело, 
Мчится домой белокрылая бабочек стая...

Музыка души

Иногда в голове странная музыка рождается. 
Шизофрения? Нет! Это музыка души 
На внутренний голос мой откликается, 
Как откликаются ветру камыши -
Тихим шёпотом, ровным гудением, робким лепетом. 
Со страхом что- то спугнуть, потеряв навсегда. 
Нежное, важное, тёплое покинет дом, 
И на свято место чернотой вползет беда. 
Я пытаюсь понять, зачем в голове эта музыка? 
Наверное, чтоб не лезли мысли о смысле бессмысленном,
Чтоб мурчал внутренний голос пушистым мурзиком, 
Чтобы сердце не было съедено серыми крысами...

Полине Андреевой

Девочка с ангельским взглядом

Тихо подходит к окошку.

Вот оно, солнышко, рядом,

Трогает мягко ладошку.

Ей и тепло, и приятно.

Ласковый солнечный лучик

Весело и аккуратно

Тянется к ней из-за тучек.

Девочка с ангельским взглядом

Смотрит с улыбкой в оконце.

Многого ей и не надо...

Только светило бы солнце.

Только бы к маме, что рядом,

Нежно прижаться щекою...

Девочка с ангельским взглядом

Солнышко гладит рукою.

* * *

Пусть день начнётся с доброты.

И добротой закончится.

В нём станет больше теплоты

И меньше – одиночества.

Пусть день начнётся с красоты

В зеркальном отражении.

И станет больше чистоты

В душе и в окружении.

Пусть день начнётся с доброты.

И каждое мгновение

Чудесным светом с высоты

Несёт благословение.

* * *

Аромат от куличей.

Блеск сияющих очей.

Неземной огонь свечей

И благовест.

В окружении добра,

Мира, радости, тепла

Благодать к нам снизошла.

Христос Воскрес!

Пробуждается земля.

Солнце, ясный свет даря,

Согревает и поля,

И тёмный лес.

Снова тьма побеждена.

Свыше нам любовь дана.

Ею жизнь озарена.

Христос Воскрес!

Позабудем про нужду,

Зависть, злобу и вражду,

Чтоб с собою быть в ладу,

А не в разрез.

В душах – благость и уют.

В храме – просветлённый люд.

Все торжественно поют –

Христос Воскрес!

В этот день и в этот час

В сердце каждого из нас

Грязи нет и нет зараз.

Ведь к нам с небес

В окружении добра,

Мира, радости, тепла

Пасха светлая пришла.

Христос Воскрес!